Enquanto espera o eléctrico que o há-de levar aos Prazeres, o doutor Ricardo Reis lê a oração fúnebre proferida à beira da campa, lê-a perto do lugar onde foi enforcado, sabemo-lo nós, vai para duzentos e vinte e três anos, reinava ao tempo o senhor D. João V, que não teve lugar na Mensagem, estávamos dizendo, onde foi enforcado um genovês vendilhão que por causa duma peça de droguete matou um português dos nossos, dando-lhe com uma faca pela garganta, e depois fez o mesmo à ama do morto, que morta ali ficou do golpe, e a um criado deu duas facadas não fatais, e a outro vazou-lhe um olho como a coelho, e se mais não aviou foi porque enfim o prenderam, aqui vindo a ser sentenciado por ser perto a casa do assassinado, com grande concorrência de povo, não se lhe pode comparar esta manhã de mil novecentos e trinta e cinco, mês de Dezembro, dia trinta, estando carregado o céu, só quem o não pôde evitar anda na rua, embora não chova neste preciso instante em que Ricardo Reis, encostado a um candeeiro no alto da Calçada do Combro, lê a oração fúnebre, não do genovês, que a não teve, salvo se lhe fizeram as vezes os doestos da populaça, mas de Fernando Pessoa, poeta, de crimes de morte inocente, Duas palavras sobre o seu trânsito mortal, para ele chegam duas palavras, ou nenhuma, preferível fora o silêncio, o silêncio que já o envolve a ele e a nós, que é da estatura do seu espirito, com ele está bem o que está perto de Deus, mas também não deviam, nem podiam os que foram pares com ele no convívio da sua Beleza, vê-lo descer à terra, ou antes, subir as linhas definitivas da Eternidade, sem enunciar o protesto calmo, mas humano, da raiva que nos fica da sua partida, não podiam os seus companheiros de Orfeu, antes os seus irmãos, do mesmo sangue ideal da sua beleza, não podiam, repito, deixá-lo aqui, na terra extrema, sem ao menos terem desfolhado sobre a sua morte gentil o lírio branco do seu silêncio e da sua dor, lastimamos o homem, que a morte nos rouba, e com ele a perda do prodígio do seu convívio e da graça da sua presença humana, somente o homem, é duro dizê-lo, pois que ao seu espírito e seu poder criador, a esses deu-lhes o destino uma estranha formosura, que não morre, o resto é com o génio de Fernando Pessoa.
Ожидая трамвая, который довезет его до кладбища Празерес, читает Рикардо Рейс надгробную речь, стоя на том самом месте, где был повешен - мы-то с вами это знаем, дело было двести двадцать три года назад, в царствование короля Жоана V, не упомянутого в "Послании" - да, так вот, на том самом месте, где вздернули одного бродячего торговца, генуэзца родом, из-за порции какого-то снадобья убившего нашего с вами соотечественника, он перерезал глотку сначала ему, а потом его служанке, также скончавшейся на месте, и нанес еще две раны, оказавшихся не смертельными, слуге, а другого ткнул ножом в глаз, как все равно кролика, и не натворил новых злодейств потому лишь, что его наконец схватили, судили и приговорили к смертной казни, совершенной здесь же, возле дома убитого им, при большом скоплении народа, чего никак не скажешь о нынешнем утре тысяча девятьсот тридцать пятого года, декабря тридцатого пасмурного и хмурого дня, так что на улицу без крайней необходимости никто не выходит, хотя дождя нет, по крайней мере - в ту самую минуту, когда Рикардо Рейс, прислонясь к фонарному столбу на Калсада-де-Комбро, начал читать надгробную речь - да нет, не над прахом генуэзца, который ее не удостоился, если, понятно, не считать таковой брань простонародья, а на похоронах Фернандо Пессоа, в смертоубийстве неповинного: Два слова о жизненном пути покойного, тут и вправду можно обойтись двумя словами, а можно и вообще без них, предпочтительней всего было бы молчание, молчание, уже объемлющее его и нас всех, ибо только оно могло бы стать вровень с величием его души, ныне уже предстающей Господу, но не могут и не должны те, кто с ним вместе служил Прекрасному, допустить, чтобы он лег в сырую землю или, вернее, вознесся к вратам Вечности, не услышав от нас слов кроткого и такого по-человечески понятного протеста, выражающего то негодование, которое рождает в наших сердцах его уход, не могут его товарищи, его братья по "Ор-фею", в чьих жилах течет та же кровь служения идеальной красоте, не могут, повторяю, оставить его здесь, у последней черты, не осыпав его благородную смерть, по крайней мере, белоснежно-линейными лепестками своей безмолвной скорби, и сегодня мы оплакиваем уход человека, похищенного у нас смертью, вечную разлуку с его человеческой сутью, ибо, как ни трудно смириться с потерей этой необыкновенной личности, но его духу, его созидательной мощи, отмеченным особой, ни с чем не сравнимой красотой, даровано будет бессмертие, и дальнейшее - это гений Фернандо Пессоа.